Отрицая, что произведение искусства есть встреча двух заведомо определенных и завершенных сущностей — с одной стороны, произведения как носителя уже известных форм (куба или призмы как геометрической данности) и, с другой стороны, зрителя как целостного, сформированного своей биографией субъекта, который мысленно считывает эти формы, потому что знает их заранее, — минимализм пытался заставить работу «случиться» на острие восприятия, в промежутке между произведением и его зрителем. Более того, он понимал этот опыт как выходящий за пределы визуального и объединяющийся со всей полнотой чувственного аппарата тела.

Минималистская модель восприятия должна была порвать с тем, что виделось как бестелесное и потому бескровное, алгебраизированное качество абстрактной живописи, где визуальность, обособленная от остального тела и переработанная в модель модернистского стремления к автономии, стала воплощением абсолютно рационального, инструментального, серийного субъекта. Настаивая на непосредственности опыта, понимаемой как непосредственность телесного переживания (когда зритель чуть ли не желудком чувствует силу тяжести «Карточного домика» Ричарда Серры), минимализм хотел избавиться от стремления модернистской живописи к абстрактности, приобретавшей все более позитивистский характер. Такие картины покупали очень быстро, заказывая грузовое такси для доставки.

Но в самом этом намерении крылось противоречие: пытаясь противопоставить серийности, стереотипности, банальности современной жизни и компенсации этих качеств полноту телесного опыта, минимализм использовал обоюдоострые средства. Ведь плексиглас и алюминий, выбранные для избавления от внутреннего содержания, обозначаемого традиционными материалами скульптуры — деревом и камнем, были также материалами товарного производства; простые многоугольники, используемые как проводники перцептивной непосредственности, были также формами рационализированной массовой продукции; а серийная, построенная на повторении организация, противопоставленная традиционной композиции, тесно переплеталась с сериализацией как структурным признаком потребительского капитализма.